Любить как сидорову козу

«Греху мы уже и не удивляемся: выросли в нем и к нему привыкли. Но удивляемся, когда Небо бывает видно сквозь земную грязь. Этим Небом, собственно, мы и живы…» Иерей Сергий Круглов о том, почему любят или ненавидят священников.

Любят и ненавидят одних и тех же

Так-то размышляя про, например, священство, думаю я: поразительный народ, эти священники, даже таинственный, я бы сказал!

Одни о них говорят: «Попов все ненавидят» и приводят сотни тому примеров.

Другие говорят: «Батюшек все любят» и тоже приводят сотни примеров.

Нередко это говорят одни и те же люди, вполне воцерковленные. Мало того, бывает даже, об одних и тех же священниках.

Знаю, например, одного яркого проповедника, чьи выступления часто появляются в СМИ и в интернете. Для одних он ненавидимый «поп», из-за которого усугубляется раскол между Церковью и обществом, и имя Божие хулится между язычниками, а для других хвалимый «батюшка», благодаря коему, наоборот, имя Божие прославляется между язычниками и крепнет спайка Церкви и общества.

Вы, читающие эти строки, наверняка тоже знаете такого священника-витию, да и не одного…

Худшие христиане

Есть старая еврейская притча о том, как к раввину пришли двое с просьбой разрешить их непримиримый спор. Одному он сказал: «Ты прав», и другому: «Ты прав». Мальчик, подметающий пол в синагоге, не удержался и воскликнул: «Ребе, но ведь так не бывает, чтобы двое, утверждающие противоположное, оба были правы!» На что раввин ответил: «И ты прав, мой мальчик». В случае разговоров про отношение к священникам эта притча как раз уместна.

Про то, что попы – худшие из христиан, и что Церковь если еще и жива, то разве что каким-то чудом, вопреки их безобразиям, говорят на всех углах, и разговор этот начат далеко не сегодня. Ленивые, косные, нечуткие к страданиям людей, лицемеры, прикрывающиеся своим саном, они манипулируют прихожанами и возлагают на них неподъемные бремена канонов, а сами этих бремен не несут, зато разглагольствуют о Боге, любят деньги, дорогие иномарки и мирские удовольствия. И так далее…

А вообще-то он хороший

Буквально вот только что в фейсбуке разгорелась очередная баталия по вполне болезненному поводу: какой-то священник на отпевании ребенка сказал родителям, что чадо умерло из-за их грехов. Действительно, явный пример нечуткости человеческой, отсутствие духа сострадания и утешения скорбящих. И сколько через этот случай последовало плевков в сторону «всей вашей РПЦ» от «внешних»… Хотя обличающие тут же и оговорились: а вообще-то в остальном этот священник хороший.

А вот другой священник, тоже известный из фейсбука. На него завели уголовное дело как на педофила. Казалось бы, по вышеизложенной схеме его тоже надо заклеймить – ан нет, наоборот, о нем горячо молятся и ему сочувствуют.

Вот еще батюшка, уже лично мне знакомый. Истории его жизни хватило бы на целый триллер: и юность у него была лихая, с драками и приключениями, и после рукоположения некое время вел он себя неподобающе сану, служил притчей во языцех, бывал в запрете и пил запоями, да так, что и в реанимацию попадал. За день мог выпить изрядный запас богослужебного кагора в алтаре доверенного ему храма. А прихожане, пострадавшие, вроде бы, в результате сего запоя, специально просили архиерея не наказывать батюшку. Они своему священнику и подарки дарят, и любят его, и верят ему, и он от этой веры как-то держится. Падает, но и встает снова.

Борода слишком длинная/короткая

Еще один батюшка, наоборот, строгий ригорист и блюститель устава, трезвенник и вегетарианец, служит подробно и истово, пылает ревностью к молитве и на исповеди кающихся по полчаса не отпускает, дотошно грехи исследует. С него ну хоть икону пиши, а прихожане как-то не стремятся к нему на многочасовые службы ходить, и на исповедь особо не рвутся, и критикуют часто.

Еще один, напротив, и служит ненапряжно, и на исповеди строго не взыскивает, и потакает прихожанам во всем, и отзывчивый, а его почему-то тоже критикуют и не особо почитают, мол, «настоящий батюшка должен быть строгий».

И опять-таки, знаю, что есть те, кто любят и первого, и второго. И снова ситуация в шаблон не вписывается.

Одного батюшку критикуют за то, что имеет длинную бороду и ходит по городу в рясе: «Мозолит всем глаза своим клерикальным видом, вводит в искушение». Другого – за то, что бородку подбривает и ходит по городу в джинсах: «Видать, страха Божия не имеет, вводит в искушение».

И тот, и другой батюшка как-то в беседе об этих пресловутых «искушениях» сошлись на том, что жалеют: нет у них шапки-невидимки, чтоб на улицах их вообще не замечали.

Когда и шапка-невидимка не спасает

Но ведь даже и в шапке-невидимке замечать будут. Думаете, со времен перестройки лица духовного звания на улице успели примелькаться, и к ним относятся спокойно? Как бы не так! Стоит пройти по улице в рясе, будь то улица столицы или провинциального городка, чтобы тут же ощутить на себе взгляды — то насмешливые, то раздраженные, то удивленные, то радостные, но никогда – равнодушные. И обязательно кто-то или поклонится, или свистнет вслед, или шутку отпустит едкую, а то и подойдет — либо за благословением, если человек церковный, либо с разговором «за жизнь», если выпивший…

Не успели попы примелькаться на улицах. И не в том дело, что больше их стало количественно по сравнению с предыдущими временами, а в том, что не стала, вопреки заявлениям с иных высоких трибун или в блогах, Церковь «частью общества». Она осталась Церковью. Отделенной от мира вовсе не Конституцией, а самой своей природой.

Служит миру, но сама не в мире. И в Церкви поговорка «Что ни поп, то батька» продолжает иметь два смысла: насмешливый и наряду с этим вполне прямой.

Поп в Церкви – действительно, батька. По самому смыслу своего назначения. Как в семье старший брат, хочет он того или нет, но старший. Ему и родители многое доверяют, много на него обязанностей возлагают, и для младших он защитник, воспитатель, помощник отцу с матерью. (Ради объективности помяну, что таким старшим в Божьей семье может быть и человек без сана, мирянин. Я знаю таких — и мужчин, и женщин. И если бывает возможность у такого мирянина принять сан священника или монашеский постриг, многие из них следуют этому призыву).

Так устроена Церковь, а устроена она Христом, не самими людьми. Как семья. И все в ней – по закону любви.

Не диво, что в современной Церкви этой любви часто не видно, потому-то священников и ненавидят («вам доверено ТАКОЕ, настоящее, а вы…»). Но диво, что в современной же Церкви эту любовь бывает видно. Потому священников и любят.

Греху мы уже и не удивляемся: выросли в нем и к нему привыкли. Но удивляемся, когда Небо бывает видно сквозь земную грязь. Этим Небом, собственно, мы и живы.

Несколько выводов

Поразмыслив обо всём этом, я сделал для себя несколько выводов.

Первый. Когда говорят: «Как же священнику не грешить, он такой же человек…», то это и так, и не так. Да, человек. Как и всякий, он способен и грешить, и каяться. Но неудивительно, что спрос-то с него совсем иной, чем с других, не имеющих сана. Спрос и перед Богом, и перед людьми, и перед собственной совестью, когда вроде и Бог молчит, и люди не замечают, но сам-то про себя многое знаешь…

Именно спрос — больше никакой совершенно привилегии по сравнению с прихожанами батюшка не имеет, ничем иным от них не отличается, и гордиться и величаться ему нечем. А вот на чем именно делает батюшка акцент в своей жизни и служении — снисходительно ли сам себя оправдывает или помнит про этот самый спрос, и он у него на первом месте, это уж каждый выбирает сам. Понимает ли, каковы отношения любви в Церкви-семье, или ошибочно полагает Церковь просто организацией, считая свое служение «такой работой». И возможности осознать и выбрать спрос, равно как и поддаться искушению упокоиться на самооправдании, имеет каждый из священников.

Страдаем за Христа или за грехи

Второе. Слова Мандельштама: «Не сравнивай, живущий несравним» — верны. Перечисляя всех вышеописанных батюшек, я не имел намерения «вывести типажи», потому что их вывести просто невозможно. Человек есть тайна, несводимая к формуле, и в этом глубокий смысл любви, как ее Церкви являет Бог. Тем, что можно свести к формуле, можно овладеть, а любовь не есть овладение, поглощение одного другим. Она есть свободное отношение между личностями.

Человек есть тайна, и священник быть человеком не перестает, только тайна в нем принимает еще и иные, Христовы измерения.

Третье. Попа видать и в рогожке — народ прав. Не спрячешься все равно. Потому привыкни, поп-батюшка, что всегда и везде к тебе будут неравнодушны. И смеяться над тобой будут, и пальцем показывать, и придираться, и спокойно спать не дадут. И ненавидеть будут (и далеко не всегда по слову Христа: «за имя Мое», ох, если бы! А часто – поделом, за твои же грехи). Так, бывает, до слез ненавидит младший брат старшего, если тот его обижает или к нему равнодушен.

И прощать тебя будут, и будешь ты зависеть не только и не столько от Бога, сколько еще и от милосердия тех самых людей, которых высокомерно считал «паствой». И научишься быть им благодарным и уважать их, но не человекоугодничая перед ними, потому что все равно они остаются младшими, а ты — старшим.

Верх горы — некомфортное место

И любить тебя будут, и часто ты искренне не будешь понимать, за что. Все в одном флаконе – см. притчу в начале нашего разговора…

И претензии обо всех несправедливостях, мерзостях, нестроениях этого мира — неважно, где они случаются и с кем, предъявлять будут тебе. И внутренняя логика твоей души не даст тебе скорчить физиономию, дескать, «а я-то тут причем», потому что не укроется град, стоящий наверху горы.

Ты когда-то тщеславился, что ты град и сияешь? Погоди, это еще зеленый был, глупый. Скоро поймешь, что верх горы – самое некомфортное место для города: и молнии в него долбят, и ливни его секут, и ветром его сносит, и врагам он виден издалека. И если в народе мор, глад, бедствия – всё окрестное население к тебе тянется, в твои стены: будь добр дать всем приют и защиту.

И привыкнешь ты к этому, и не сможешь никогда привыкнуть, и настигнет тебя «пастырское выгорание». И этот выгоревший пепел снова и снова возгорится, как феникс — и так день за днем, то умрешь, то воскреснешь. И это будут просто будни, и каждый из будней — как потрясающий незабываемый праздник.

И сто раз пожалеешь, что стал священником. И пуще всего на свете не захочешь себе иной планиды…

Как к попу относиться?

Четвертое. Как нам, дорогие братья и сестры, миряне-прихожане, к попу относиться? Кратко рещи: любить как сидорову козу. Любить как душу, трясти как грушу.

Отнюдь не делать из него кумира, или оракула, или маленького Сталина, но и помогать чем можно, и поддерживать его и его семью, и постоянно учинять ему спрос: ты как, батюшка поп, про Христа там не забыл? Помнить, что священник – наш старший брат, потому что это Отец углядел в нем старшинство, а Отец никогда не ошибается.

Еще помнить, что хоть он и старший, но по сравнению с Отцом все-таки тоже ребенок: может и ошибаться, и согрешить, и быть слабым. Потому шибко не обижаться, если, например, старший захотел отдохнуть, улизнуть потусоваться со своей компанией, а ему младшего навязали с ним водиться, и он сопляком тяготится, ну или там щелбана даст или подразнит. Надо постараться уж как-нибудь да простить и отнестись со снисхождением — это всё пройдет, дело житейское.

Если же не пройдет… Помнить, что коли старший брат не сберег, погубил в себе этот дар старшинства, утратил любовь, то Отец с него так спросит, что мало не покажется, страшно и представить. И еще по той же причине плохого попа бояться не надо, а надо, если действительно есть повод, обличать его перед Богом и Церковью — оно ему не во вред, а во спасение будет.

Ну, а коли такая беда настанет, что вдруг вымерли все попы вокруг, и нет ни одного достойного нести служение… Что ж, младший брат, коли и в самом деле нет больше старшего в церковной семье, сам становись тогда старшим. Кто первый это осознал, тот и неси на себе это ярмо перед Богом и людьми.

Будь же сам вином

В одном стихотворении Рильке есть строки: «В чем, скажи, твой неутешный опыт? Пить не сладко? Будь же сам вином…»

Был, рассказывали, такой случай в одной деревне: прислали туда батюшку, плохо он нес служение, и один горячий алтарник не вытерпел, батюшку обличил, еще и врезал ему — бывает и такое. Батюшка уехал. А народ говорит алтарнику: «Что, постоял за веру? Лишил нас попа? Вот сам и будь теперь попом». Ну и пришлось ему взять священнический крест на себя, и нести всю жизнь… К слову сказать, нес он его достойно.

Это всё не то чтоб поучения, нет. Просто, как и предупреждал, размышления. Какое отношение они имеют к жизни? В конкретной жизни, оно, конечно, бывает по-всякому.

Бывает, например, так. Однажды случилась беда: повесился священник. Много там у него всего было — и болезнь, и всякое… Было в нем и то самое зерно, потенция старшинства, был и дар священства, да вот не вытянул человек. Ну, самоубийство, конечно, тяжкий грех, по канонам и отпевать-то нельзя его. А потом я узнал: многие о нем все-таки молятся. И не формально, а так истово, как о собственном отце или сыне.

Спросил я одного такого: «Не страшно молиться о самоубийце?» А тот ответил: «Я ему не судья, Бог Сам разберется. А для меня он — священник. Все равно он и там, может, нас будет поминать перед Богом. Я так верю».

Так что, несмотря на все соображения, которые вызвал этот ответ, не поспешил я того человека переубеждать. Ведь Господь на это его «верю» может сказать и так: «По вере твоей и будет тебе». А Господь на то и Бог — кто ж Ему запретит?

Материал портала
«Православие и мир»